Акушерка-нелегалка из "Колыбельки" грозит самоубийством

Подсудимая Елена Ермакова в своих письмах из СИЗО обещает покончить с собой, если ее осудят

Напомним, Елену и ее мужа Алексея обвиняют в том, что они незаконно принимали домашние роды, в результате которых как минимум шесть младенцев погибли и двое остались инвалидами на всю жизнь. Хотя, скорее всего, таких случаев было намного больше. Например, уполномоченный по правам человека в Петербурге Игорь Михайлов насчитал 28 эпизодов.

Суд тянется уже больше года: сначала дело рассматривали в Петроградском районе, потом по настоянию подсудимых его перенесли в Приморский район, где все началось с самого начала. Пока шло следствие и процесс, Елена успела родить пятого ребенка и зачать шестого - сейчас она на восьмом месяце беременности. При этом она стала регулярно не приходить на заседания суда, ссылаясь на плохое самочувствие, хотя занятия в «Колыбельке» продолжала проводить. И даже роды принимала. В итоге судья изменила меру пресечения с подписки о невыезде на арест. Ермакову взяли прямо в здании женской консультации, куда она срочно прибежала за больничным.

Теперь она сидит в СИЗО и пишет письма. Похоже, они личные и адресованы мужу Алексею. Но тот выложил их в Интернете, сделав достоянием гласности. В них Елена рассказывает, как плохо в камере и как с ней ужасно обращаются. Цитирует стихи о Боге. Размышляет, как с ней могло такое случиться.

«Стараюсь понять, где была сделана та ошибка, которая так круто свернула всю мою жизнь. Может быть, надо было в 2002-м остановиться и что-то изменить».

Поясним: тогда в очередных родах, которые принимала Ермакова, погиб ребенок. Потом потерпевшие много раз задали ей вопрос: «Почему ты не остановилась тогда? Почему продолжала убеждать женщин рожать с тобой, зная о риске?» Елена и сейчас не дает ответа. Она просто пишет: «Как-то это само собой получилось, без моего желания и решения. Кто-то другой это решил за меня».

И вдруг... заводит речь о самоубийстве:

«Я потихоньку прихожу к созреванию решения - я не буду тут мучиться. Ребеночка, конечно, жалко. Я тебе его рожу. Освобожу вас потом от своего бренного тела - потерпите пару месяцев. «Нет тела - нет дела». А дальше радостно всей толпой с «правозащитниками» отмечайте мои похороны и поминки. <...> Шесть лет сидеть не буду - смысла нет. Малыша до декабря докормлю. А дальше готовься - в 6 месяцев начнется твоя вахта».

Дальше больше. Спустя неделю Ермакова пишет:

«Как ты понимаешь, я своего ребенка уж лучше вам отдам, чем в детдом. И не место детям и рождаться, и расти в тюрьме. Так что извини, мой план совсем разрушен. Придется тебе малыша забирать раньше - но ты не переживай, там как раз наша Маша-няня родит - и выкормите, и воспитаете. А я уж, извини, с уголовниками, наркоманами, убийцами жить не буду. Это, в конце концов, мое право. На сегодня я даже согласна выйти отсюда, родить, отдать вам ребенка и уйти. Не вижу смысла чего-то ждать, ты-то хоть видишь смысл? <...> Мама должна быть рядом. Так что ищите маму. А я свое заслужила и уже достаточно получила. Мне дальше не интересно. Я дальше все знаю в таких подробностях, что участвовать не обязательно. Не расстраивайся и прости. <...> Прости меня, Лешка. Они добились своего, я сломалась».

Слова страшные. Только почему-то не покидает ощущение, что это… спектакль. Нет-нет, да проскочат в письмах фразы, которые явно предназначены не мужу, а широкой общественности. Вот, например, вдруг появляется:

«Глубокоуважаемые акушерки и акушеры! В ваших руках будущее нашей страны. И не важно, в каком вы городе живете и работаете. Сейчас вся страна с нетерпением ждет, выстоят ли естественные роды перед махиной сговорившихся чиновников от медицины».

Странно для личного письма супругу. И еще более странно писать о нем в третьем лице: «Надо отчетливо понимать, в случае приговора к тюремному заключению нашей многодетной семьи не останется, как таковой. Леша с его интеллигентностью в тюрьме не выживет». Или когда рассказывает Алексею об очередном приступе: «Никто, кроме девчонок, так ни разу и не подошел. Потихонечку гинепрал, витамин Е, и Омега 3, (как раз их от мужа принесли) подействовали». В общем, путаница какая-то. И таких фрагментов очень много.

- Это наверняка рассчитано на публику, - уверена одна из потерпевших Ольга Васильева, у которой в родах с Ермаковой погиб ребенок. - Хочет всех разжалобить.

- Она специально эти дневники пишет - напоказ, - считает другая потерпевшая Ирина Б. - Знает, что фанаты это прочитают, вот и подзуживает. Я просто восхищаюсь! Сначала на жалость надавила, суицидом пригрозила, а потом говорит: вперед, мои верные зомби!

ТЕМ ВРЕМЕНЕМ

Второй подсудимый симулировал инфаркт?

В конце апреля Елена Ермакова подала ходатайство в суд о том, чтобы ее выпустили под подписку о невыезде. Поводом послужило то, что ее муж Алексей оказался в больнице, а пятеро детей остались без присмотра. Однако вскоре в Интернете появилось описание того, что произошло в стационаре. Из сообщения некой сотрудницы горбольницы № 40 картина получается такой: Ермаков приехал с жалобами на боли в сердце. Подозревал инфаркт. Электрокардиограмма показала, что никакого инфаркта нет, но пациент настаивал на своем. «Обычно болеющие так объясняют, что трудно понять, - пишет медработник. - А здесь как по учебнику».

Врачам пришлось даже вызвать психиатра, чтобы выяснить, не врет ли им пациент. Тот осмотрел пациента и поставил диагноз, который не разглашается из соображений врачебной этики.

Кстати, Ермаков явился в больницу уже с собранными сумками, в которых лежали даже телевизор и ноутбук.

В итоге судья ходатайство Ермаковой не удовлетворила, а к детям приехали сотрудники органов опеки. Осмотрели - все в порядке. И отправились к Алексею, чтобы подписал бумаги: мол, согласен, чтобы на время, пока он в больнице, ребятишек взяли в приют. Подсудимый тут же чудесным образом исцелился, собрал вещи и выписался из больницы.

Читайте письма Ермаковой из заключения:

Письмо от 30 марта

Написала бумажку в суд, что иду к врачу. Но даже когда писала, понимала – меня арестуют...

... Гинеколог орала на меня – что я ей тут беременная приехала. Когда она поняла, что я не с мужем, а с охранниками, то все, что было дальше, было похоже на издевательство. Она пыталась раскрыть, точнее, порвать шейку матки, намяла живот так, что пошли реальные схватки...

... Вечером нас перевели в отделение «мамочки» – это камеры на двоих: душ, туалет и кухня отдельно. В камере даже свет выключается на ночь – круто.

Письмо от 2 апреля

... На суд везли меня в «стакане» – как особо опасного пре ступника – отдельно от всех. В машину напихали че ловек 30 арестованных... Вели меня в наручниках в сопровождении много численной охраны, как матерого рецидивиста. Так в лице здоровых бугаев (человек 10) наше государство защищается от беременной многодетной матери...

... В камере рыдала по-бабьи. Хорошо – одна нахо дилась. Увезли почти сразу, видимо боятся, что могу родить прямо в прокуратуре. Как дошла до камеры помню плохо - щемило сердце, болел живот, малыш беспокоился и кувыркался резко и болезненно...

Письмо от 3 апреля

Ночью мы с малышом опять не спали. Он видимо кушать хотел, а передачу вчера не передавали, и у нас совсем нет еды. Попила ночью кипяток, но это не спасло... Ночью опять накатили слезы, мысли и еще раз слезы.

... Интересно, насколько Городской Суд соблюдает законность? Очевидно, что арестовали меня не законно – здесь все так говорят. Но они ведь тоже смотрят ТВ, читают газеты. А я сейчас, видимо, самый преступный преступник. Ведь другого мнения нигде не излагается.

Еще одно письмо от 3 апреля

... Не верю в непредвзятость судьи Комарецкой. Чувствую всей душой – она ненавидит многодетных матерей. Боюсь, что она назначена, чтобы исполнить чей-то заказ, если не приказ, и абсолютно зависима...

После завтрака пришел врач, который меня возил, сопровождал в суд. Оказалось рентгенолог. Так он пришел, чтобы вести меня на рентген. Говорю беременным нельзя рентген. А он: «Здесь в тюрьме свои порядки». Наорал на меня: «Мы тебя в карцер посадим».

Говорю: «Вы будете отвечать, если с ребенком что-нибудь случится». - «И ответим. И вообще, какая разница, что с ним случится»...

... Заходит охранница, говорит – собирайся, переезжаешь. Я говорю – куда я поеду с болями. Отвечает: «меня это не волнует. Начальник сказал, значит переезжаешь». Мне уже впрочем было все равно. Просто лежала и стонала...

Письмо от 4 апреля

Сегодня 6 день, как мы в неволе. Каждое утро вспоминаю, какое число и день недели, чтобы не потеряться совсем в череде событий... Привыкла ли я здесь? Скорее, терпеливо, смирен но жду и надеюсь, что это когда-нибудь это закончит ся. Только вот чем закончится?

Всякие мысли приходят в голову. И не скажу, что мне страшно. Мне просто горько и больно. Вообще, таких как я, не любят в тюрьме. И даже если мы молчим, а я стараюсь молчать, то все охранники что-то чувствуют. Какую-то силу. Любят здесь наркоманов – очень они безвольные, делай с ними, что хочешь.

Я кстати не знаю, когда будет мое последнее письмо. Ведь я не знаю, что будет завтра, а тем более, послезавтра. И будет ли вообще это завтра. Жалко только, что я не знаю, сколько мне осталось... Я, похоже, сдаюсь. Очень тяжело. Все плачу. Пишу и плачу...

Письмо от 6 апреля

Мятежный дух внутри меня требует бунта. Как-то мне не хочется умирать лежа на взничь. Хочется хоть перед смертью встряхнуться. Я понимаю людей, которые стреляли в зале суда...

Интересно, переживает ли судья и прокуратура. Насколько надо быть без сердца, чтобы засунуть беременную многодетную мать, ни в чем не виноватую, за решетку. Или им так хорошо заплачено?

Письмо от 8 апреля

Вчера спустили в обезьянник. До 10 утра я сиде ла с 30 бесконечно курящими женщинами. На суде еле высидела – душно. Адвокат пытался передать мне письмо от детей – не вышло. Пытался попросить судью – отказала...

... Я потихоньку прихожу к созреванию решения – я не буду тут мучиться. Ребеночка, конечно, жалко. Я тебе его рожу. Освобожу вас потом от своего бренного тела – потерпите пару месяцев. «Нет тела – нет дела». Прощайте люди. Простите, если что не так.

Письмо от 14 апреля

На сегодня я даже согласна выйти отсюда, родить, отдать вам ребенка и уйти. Не вижу смысла чего-то ждать, ты-то хоть видишь смысл? И хоть Т.И. и говорила, что для детей лучше мама в тюрьме, чем ее отсутствие, я с этим не очень согласна. Мама должна быть рядом. Так что ищите маму. А я свое заслужила и уже достаточно получила. Мне дальше не интересно. Я дальше все знаю в таких подробностях, что участвовать не обязательно. Не расстраивайся и прости.

...Если ты это читаешь, значит, я жива. Прости меня, Лешка. Они добились своего, я сломалась. Прости, сил нет даже плакать. Вот пишу сейчас абсолютно спокойная. Детям скажи, мама улетела. Если конверты при несут, буду им писать по почте. Тебе больше писать не могу, извини. Это рвет мне сердце...

Письмо от 15 апреля

17-й день я в тюрьме. И, конечно, уже 100 раз по жалела, что тогда, в Петроградском суде, нам предлагали не переводить дело и условные сроки. Я уже тогда знала, что беременна. И мой малыш бы не получил этого жуткого опыта. И он был бы с мамой тоже. И абсолютно свободным. Теперь, его жизнь подверглась, подвергается опасности ежедневно... Если я не выйду, не забудьте карточку Максим кину добить... В следующем году найди Варе кружок...

... С тобой, с детьми всегда будет мой ангел-хранитель. И просьба – никакого траура в их жизни, да и в своей. Все хорошо. Просто был такой этап. А все остальное незначимо.

Господь хранит вас всех...

Источник: Комсомольская правда